Приблизительно через месяц после того памятного разговора в Яра, когда Уберт Матос излагал свои взгляды на развитие кубинской революции, в двадцатых числах июня, состоялась встреча Фиделя Кастро и капитана Мендосы. Капитан рассказал Фиделю Кастро о беседе с Матосом. Поблагодарив за своевременную информацию, премьер-министр сказал, что она подтверждала уже имевшиеся у руководителей Повстанческой армии данные об активном участии Уберта Матоса в контрреволюционной деятельности.
Выяснилось, что аналогичным образом Уберт Матос пытался «обработать» и Каликсто Гарсиа, командующего военным округом провинции Орьенте, и Рене де лос Сантоса, командующего Гаванским военным округом. Особое внимание Матос уделял Хуану Альмейде, возглавившему военно-воздушные силы Кубы вместо смещенного Диаса Ланса. Все эти офицеры также своевременно сообщили Фиделю Кастро о более чем странном поведении майора Уберта Матоса.
Не меньшие подозрения вызывали и частые визиты Матоса в Президентский дворец в тот период, когда в нем еще находился президент Уррутиа, и его подчеркнуто хорошие отношения с ярым антикоммунистом Давидом Сальвадором, занимавшим тогда пост генерального секретаря Конфедерации трудящихся Кубы, и конечно, тесная дружба с Диасом Лансом.
Однако весной и летом 1959 года заговорщическая деятельность Уберта Матоса представляла собой зе
148
леный плод, срывать который было еще преждевременно. Поэтому руководители Повстанческой армии решили временно воздержаться от решительных действий. Но уже один тот факт, что они знали о намерениях Уберта Матоса и его единомышленников, означал: любое выступление заговорщиков обречено на провал.
После бегства Диаса Ланса в Соединенные Штаты и особенно после разгрома «трухильистского заговора» Уберт Матос форсирует подготовку военного мятежа в Камагуэе. По замыслу вдохновителей и организаторов заговора мятежным офицерам предстояло увлечь за собой большую часть из 900 солдат камагуэйского гарнизона, среди которых велась соответствующая работа; бунт в армии должен был сопровождаться выступлениями студентов и рабочих Камагуэя. Предполагалось, в частности, что студенческая организация проведет в день выступления широкое собрание и демонстрацию, а руководители провинциального совета профсоюзов организуют забастовку и массовый митинг. Выступление в Камагуэе заговорщики намеревались поддержать воздушной бомбардировкой Гаваны и активными действиями террористов, перед которыми стояла задача с помощью самодельных бомб посеять панику в народе и тем самым еще больше осложнить обстановку в стране.
Подготовка к выступлению велась тщательно и вместе с тем широко. В заговор вовлекали руководителей местных профсоюзов и студенческой организации, заговорщики взяли под контроль печать и радио. В частности, в июле 1959 года, то есть примерно за три месяца до выступления, Уберт Матос назначил редактором единственной в Камагуэе — и притом пользовавшейся большим авторитетом — газеты «Аделанте» «своего человека» — некоего Фаустино Миро.
Контрреволюционеры стремились мобилизовать и общественное мнение в поддержку своих действий. Особые надежды в этом отношении возлагались на «Кадена Аграмонте» — самую крупную радиостанцию города: ее владельцем был некий Миранда по кличке «Чино» («Китаец»), настроенный к революции резко враждебно, а главным редактором — другой контрреволюционер — Рауль Аларкон Алехо.
149
Но главный упор Уберт Матос делал на то, чтобы привлечь на свою сторону как можно большее число офицеров вверенного ему гарнизона.
Резиденция Уберта Матоса находилась в ослепительно белом, с большими белыми колоннами, двухэтажном особняке, стоявшем метрах в пятидесяти от главного здания управления военного округа. Этот респектабельный особняк и превратился в центр всей заговорщической деятельности. По вечерам одетая в узорчатое кружево чугунной оправы дверь из цельного толстого стекла впускала группу гарнизонных офицеров и закрывалась за ними на несколько часов. Пройдя по черно-белым квадратам мраморного пола, офицеры преодолевали три поворота деревянной лестницы с резными перилами из светло-шоколадного кедра и снова оказывались на мраморном полу, теперь уже составленном из розовых квадратов различных оттенков. Здесь, на втором этаже, в своем рабочем кабинете, Уберт Матос шагал с клетки на клетку, словно шахматный ферзь, и разыгрывал перед своими единомышленниками сложный шахматный гамбит, который, по его мнению, неминуемо должен был окончиться матом Революционному правительству. «Гроссмейстер из Камагуэя» рисовал картины «страшного хаоса», в который намеревались якобы ввергнуть страну Фидель Кастро и его ближайшие соратники; здесь же обсуждались все вопросы, связанные с предстоящим выступлением.
Заговор в Камагуэе помимо чисто внутреннего имел важный внешний аспект: стремясь поднять значение планировавшегося мятежа, его вдохновители заранее развернули яростную антикубинскую истерию, прежде всего в самих Соединенных Штатах. Основным средством идеологической обработки общественного мнения, с помощью которого враги Кубы надеялись «идейно» оправдать мятеж Уберта Матоса, было обвинение в том, что Гавана якобы стала «центром подрывной коммунистической деятельности в Западном полушарии».
В Вашингтоне не упускали случая лишний раз обвинить Революционное правительство во всех смертных грехах. Бежал, например, в Соединенные Штаты капитан Повстанческой армии, которого должны были судить за злоупотребления и пьянство, — американская печать тотчас начала писать, будто он оставил Кубу,