Тайная война против революционной Кубы (иллюстр) - Страница 51

150

так как кубинская революция «направляется из-за границы».

Завербованный агентами ЦРУ майор Диас Ланс предстал в изображении империалистической пропаганды в ореоле борца за свободу, а президент Уррутиа, отчаянно тормозивший проведение аграрной реформы, выглядел мучеником, пострадавшим за свою «принципиальную» позицию в борьбе за прогресс Кубы…

По мере того, как принимались революционные законы, и чем революционнее были эти законы, тем все яростнее становились нападки на кубинское правительство.

В октябре 1959 года, буквально накануне мятежа в Камагуэе, в Соединенных Штатах попросили политического убежища два кубинских священника — Эдуардо Агирре и Хуан О'Фарриль. И хотя на Кубе в это время только что состоялся конгресс католиков, проведенный в самых благоприятных условиях, оба священника обвинили Революционное правительство, будто оно добивается отделения кубинской церкви от Рима…

Заявления Агирре и О'Фарриля немедленно подхватили американская и кубинская реакционная печать, разумеется умолчав о том, что «падре О'Фарриль» был тем самым человеком, через которого один из руководителей «трухильистского заговора» — падре Веласко — поддерживал контакты с реакционным кубинским духовенством…

Антикоммунистическая истерия в США и деятельность заговорщиков на Кубе тщательно координировались многоопытной рукой.

Такова была атмосфера, в которой происходили последние приготовления к мятежу. 21 октября в Гаване должен был проходить международный конгресс по туризму, и заговорщики рассчитывали вызвать своим выступлением широкий международный резонанс. По указанию Уберта Матоса редакторы «Аделанте» загодя подготовили ряд статей для своей газеты и для местных радиостанций. Главный редактор газеты Фаустино Миро собственноручно написал заметку, в которой говорилось: «Камагуэй плачет от печали из-за отставки Уберта Матоса…» Заранее подготовили заговорщики и манифест студенческой организации с требованием,

151

чтобы Матос публично объяснил причины своей отставки. Более того, по приказу Уберта Матоса были изготовлены фотокопии письма об отставке, которое он должен был направить Фиделю Кастро; текст письма размножили также на мимеографе и стали распространять среди населения Камагуэя.

9 октября с целью создать еще одну дымовую завесу вокруг последних приготовлений Уберт Матос послал в Министерство просвещения письмо с просьбой предоставить ему место преподавателя в одной из школ Ман-санильо.

В те дни узорчатая чугунная дверь особняка, в котором жил Уберт Матос, открывалась редко: чтобы не вызвать лишних подозрений, он избегал встреч с другими участниками заговора в неофициальной обстановке и все экстренные вопросы решал в своем служебном кабинете в главном здании управления округа.

17 октября специальный гонец Уберта Матоса отправился в Гавану. Он вез пакет, на котором было написано: «Фиделю Кастро. Лично».

Между тем напряженность в Камагуэе усиливалась. Вечером 19 октября один из участников заговора — лейтенант Мануэль Дуасо позвонил на радиостанцию «Кадена Аграмонте» и, не называя себя, сказал, что Уберт Матос подал в отставку. Это был условный сигнал. Радиостанция тотчас начала передавать сообщение о том, что «истинный революционер» Уберт Матос подал в отставку. На следующий день, 20 октября, заявления об отставке подписали еще 14 офицеров гарнизона, а в 8 часов вечера в Камагуэе был инсценирован «крестьянский митинг», на котором ораторы восхваляли «революционную деятельность» Уберта Матоса на посту командующего военным округом.

В час ночи в Гаване в кабинете премьер-министра раздался телефонный звонок. Фидель Кастро поднял трубку. «Капитан Мендоса из Камагуэя», — произнесла дежурная телефонистка. (В конце сентября, то есть за месяц до описываемых событий, капитана Мендосу назначили руководителем отделения Национального института аграрной реформы (ИНРА) в провинции Кама-гуэй). Мендоса рассказал Фиделю Кастро о создавшемся положении, и тот приказал ему действовать, не теряя ни минуты.

152

В распоряжении Мендосы было всего четыре человека, вооруженных винтовками и ручным пулеметом. Но применить оружие не пришлось. Выполняя указание Фиделя Кастро, группа Мендосы в первую очередь появилась в управлении полиции. Дежурные офицеры, как только им рассказали о сложившейся обстановке, тотчас заявили о своей безусловной верности Революционному правительству. Аналогичную позицию заняло 2-е полицейское отделение, и таким образом Мендоса с первого же момента смог опереться на поддержку всей камагуэйской полиции. Затем он пришел к капитану Пернасу, командовавшему отдельным батальоном (это было единственное подразделение гарнизона, офицеры и солдаты которого стояли в стороне от заговора). После краткого разговора Пернас и Мендоса вместе направились в казармы батальона и привели его в боевую готовность. Из всех, с кем беседовал капитан Мендоса, только руководитель провинциального совета профсоюзов Эриберто Эрнандес не согласился с тем, что действия Уберта Матоса означали государственную измену; Эрнандеса арестовали. О каждом своем шаге Мендоса информировал по телефону Фиделя Кастро.

После того как в 2 часа ночи силами полиции был занят местный аэропорт и офицеры ВВС во главе с капитаном Карденасом подтвердили свою верность Революционному правительству, Фидель Кастро приказал занять помещения радиостанций и телецентра. Сам капитан Мендоса получил «особое задание»: остаться на одной из радиостанций и в 7 часов утра передать сообщение об измене Уберта Матоса. В случае, если бы Матос решился начать военные действия, Мендосе надлежало сопротивляться «до последнего».